Проработав почти十年 в сингапурском суверенном фонде богатства Temasek Holdings, специализируясь на рынках Индии, Африки и России, основатель и управляющий партнер индийской Kedaara Capital Манниш Кеджривал сегодня в основном сосредоточен на своей родине. Однако это не мешает ему замечать инвестиционные возможности в других странах БРИКС, которые прилагают огромные усилия для улучшения своего образа в глазах международных инвесторов.
Суверенные инвестиционные фонды — относительно новое явление, но на глобальной экономической арене они играют все более заметную роль. Можете ли вы объяснить, в чем именно состоит их предназначение?
В общем, суверенные фонды можно разделить на два типа. Первый — фонды, которые предназначены в первую очередь для максимизации прибыли своих акционеров (в большинстве случаев — государства) от размещения средств, полученных в результате текущего бюджетного профицита. Государство выделяет суверенным фондам капитал в те годы, когда такой профицит существует, рассчитывая на то, что управляющие смогут получить высокую отдачу при его инвестировании в интересах будущих поколений. Цель фондов этого типа — минимизировать негативные последствия изменений экономической конъюнктуры для своих стран, а также обеспечить будущим поколениям более высокую финансовую отдачу от доходов, полученных от торговли сырьевыми ресурсами. Многие из этих государств сильно зависят от добычи и экспорта сырья, такого как нефть. Получая значительные доходы от его продажи, которые существенно превышают расходы их бюджетов, часть этих стран направляют «излишки» на формирование существенных капитальных резервов, которые затем продуктивно используются во благо страны — особенно в годы, когда ресурсы недоступны или в дефиците.
Фонды второго типа в основном выполняют стратегические задачи страны или ее правителя. Такие фонды стремятся приобретать контрольные пакеты в активах, которые считают «стратегическими» или которыми «просто хотели бы владеть». Например, доли в определенных европейских розничных компаниях или нишевых инвестиционных банках. Они более активны по своей природе и стремятся напрямую контролировать свои инвестиции, в то время как фонды первого типа обычно выбирают пассивные инвестиционные стратегии.
Существует много примеров таких институтов. Есть норвежские и китайские фонды (например, Китайская инвестиционная корпорация, CIC), размещающие «избыточные» капиталы, переданные его правительством, с целью получения инвестиционного дохода для будущих поколений. В КНР существуют и другие фонды, специально предназначенные для помощи китайским компаниям в покупке активов за рубежом — скажем, добывающих предприятий в Африке или долей в иностранных банках. Эти фонды могут и не приносить быстрой финансовой отдачи своим акционерам, однако служат удовлетворению более долгосрочных стратегических целей.
Какой тип суверенных фондов наиболее широко распространен?
Большинство суверенных фондов относятся к первому типу, их главная задача — максимизировать прибыль от инвестиций. Первостепенный вопрос, который приходится решать их управляющим, — структура создаваемого портфеля. В частности, какую долю капитала под управлением стоит вложить в долговые обязательства, а сколько в акции. Инвестировать на внутреннем рынке или за рубежом. Если речь идет о зарубежных активах — следует ли формировать сбалансированный портфель, или включать в него только развитые рынки, или, напротив, наиболее динамично растущие, и так далее. Если CEO и управляющие суверенных фондов стремятся максимизировать доходность своих портфелей, им приходится изрядно поломать голову над всеми этими вопросами.
Верите ли вы в то, что такие фонды независимо от их типа могут работать по-настоящему эффективно, учитывая, что они не являются абсолютно независимыми?
Я думаю, что на самом деле эффективность в значительной мере зависит от конкретного фонда. Самые эффективные те, у которых есть четко прописанный мандат и чей совет директоров дает ясную стратегическую установку своим управляющим. Также хорошо, если управляющие — хорошие профессионалы, а оплата их труда увязана с достижением ими наилучших результатов.
Самое главное, на мой взгляд, — какую управленческую команду удается собрать владельцам фонда и как структурирована система их вознаграждения на длительном отрезке времени. Я не проводил специального исследования, но все же рискну утверждать, что чем профессиональнее и сильнее команда, и чем более независима она от владельца фонда, тем более высоких результатов она добивается. Независимые инвестиционные команды с более долгосрочным горизонтом планирования показывают более высокие результаты на более протяженном временном отрезке по сравнению с теми, кому приходится бегать к владельцам фонда по поводу каждого инвестиционного решения.
Возьмите в качестве примера канадские пенсионные фонды. Они располагают одними из самых профессиональных и лучших команд, которые только можно найти в индустрии, система вознаграждения которых соответствует самым высоким стандартам в частном секторе.
Поэтому, еще раз подводя итог, мое мнение таково: результаты суверенного фонда зависят от двух обстоятельств. Первое — качество управления и степень независимости его управляющих от его акционеров. Второе — уровень команды управляющих и система их вознаграждения — соответствует ли оплата их труда рыночным ставкам, что позволяет фондам успешно конкурировать за лучших профессионалов с частными финансовыми институтами. Итак, чем более независима и профессиональна команда, управляющая фондом, тем выше результаты, которые она показывает.
В чем тогда состоит роль владельцев или акционеров?
Роль акционеров заключается в том, чтобы определять стратегические цели и мандат фонда. Они могли бы установить управляющим рамки того, что можно, а что нельзя. Но после этого они должны, подчеркну это еще раз, позволить менеджменту фонда принимать самостоятельные инвестиционные решения. Именно так достигается самый высокий уровень эффективности. Неэффективно, когда управляющие действительно вынуждены обращаться к владельцу за одобрением каждого инвестиционного или кадрового решения.
В фокусе – БРИКС
Создается ощущение, что инвесторы начали настороженно смотреть на БРИКС – и как на концепцию, и как на приоритетное направление для вложения своих средств. С чем это связано?
Не думаю, что это долгосрочный тренд. Экономики БРИКС и их рынки цикличны по своей природе, точно так же, как рынки и экономики развитых стран. Инвесторы пока видели лишь один полный цикл (2003–2012 годы), многие из них вложились на спаде и понесли убытки. Скажем, из примерно 70 миллиардов долларов, которые были вложены фондами прямых инвестиций в Индии с 2000 по 2012 год, более 70% инвестированы всего за три года (с 2006-го по 2008-й), а это были годы плохого «винтажа», когда доходность инвестиций была низкой. Тогда же инвесторы попали в схожую ситуацию и в других странах БРИКС. Например, в России и Китае. Все это заставило их стать чуть более осторожными в отношении вложения денег на этих рынках.
Однако ни один из фундаментальных драйверов БРИКС не исчез. Эти страны остаются крупными центрами потребительского спроса, а их экономики по-прежнему демонстрируют высокие темпы роста. Так что я уверен, что объем прямых иностранных инвестиций (ПИИ) в Индию и все экономики БРИКС в ближайшие три года восстановится.
Надо иметь в виду, что, кроме того, правительства начинают проводить различные реформы для повышения инвестиционной привлекательности своих стран. Возьмите в качестве примера Индию. В последние несколько месяцев местный кабинет принял ряд мер для возвращения инвесторов. Например, были снижены ограничения на размер ПИИ в ряде секторов индийской экономики, включая страхование, розничную торговлю и авиационную отрасль, а также усовершенствованы многие нормы и правила регулирования.
В одном из недавних интервью вы сказали буквально, что мир не вращается вокруг Индии. Что имелось в виду?
Отчасти это была шутка. Я хотел сказать, что ни одна страна не может принимать за нечто само собой разумеющееся, что иностранные инвесторы к ним сами побегут, и Индия не исключение.
Международные и глобальные инвесторы идут туда, где ожидают получить самую высокую прибыль, скорректированную на страновые риски. Индия – очень привлекательный и крупный, динамично растущий рынок, но привлекательность ее нивелирована значительным уровнем риска в части регулятивной среды и неоднозначного уровня корпоративного управления. Поэтому ни властям, ни частному сектору не стоит полагаться на то, что приход международных инвесторов им обеспечен как данность, а надо постараться установить четкие правила игры в области регулирования и обеспечить высокий уровень корпоративного управления. Без этого никак не обойтись, если Индия хочет привлечь иностранные инвестиции в объеме, необходимом ей для полной реализации своего потенциала.
Индийским властям, регуляторам и частному сектору нельзя игнорировать эти вызовы. Это вполне согласуется с вашим предыдущим вопросом. В Индии проживает более миллиарда человек. Однако хороший инвестиционный климат и качественное регулирование не менее важны для привлечения в страну зарубежного капитала, чем наличие емкого и привлекательного внутреннего рынка.
Я по-прежнему верю, что Индия остается очень и очень инвестиционно привлекательной страной, поскольку она сохраняет все внутренние предпосылки для роста, и приходящие сюда инвесторы потенциально могут рассчитывать на хорошую прибыль. Однако Индии предстоит пройти еще длинный путь, чтобы минимизировать присущие ей риски. Прежде всего в области регулирования и инфраструктуры.
Россия сегодня сталкивается примерно с тем же набором проблем, что и Индия. С учетом вашего огромного опыта инвестирования на российском рынке, как вы оцениваете его привлекательность? Что бы вы посоветовали российским властям для улучшения инвестиционного климата?
Прежде чем я начну отвечать, пообещайте мне, что вне зависимости от того, что я скажу, это не станет основанием для отказа мне в российской визе.
Обещаю!
Если говорить серьезно, с позитивных позиций, то я хотел бы вспомнить об инвесторах, которые оценивали потенциал России в середине прошлого десятилетия (где-то в 2004–2006 годах). Тогда они видели страну, которая постепенно открывалась внешнему миру, и ожидали существенного притока инвестиций, особенно в такие области, как финансовый сектор, телекоммуникации, розничная торговля и ряд других. Сравнивая потенциал и богатство страны, они видели в ней для себя огромные возможности, стремились привнести сюда финансовые инструменты и продукты, чтобы удовлетворить потребности и корпоративных, и розничных клиентов. Многих мировых инвесторов российские инвестиционные возможности тогда очень воодушевляли.
Что случилось потом? Как изменилось их отношение?
Как международный инвестор, рассматривающий Россию в качестве потенциального объекта для инвестиций, я вижу две большие проблемы.
Первая – это демография, которая сегодня работает против России, в отличие от, например, Индии и Китая. Последние – страны с быстрорастущим населением. Если взглянуть на индийскую возрастную пирамиду, то можно увидеть, что по-прежнему большинство индийцев – молодежь до 30 лет. В России демографическая ситуация радикально изменилась, и средний возраст ее населения существенно возрос.
Кроме того, реалии таковы, что российское население ежегодно уменьшается. Это кардинально отличается от того, что мы видим в других странах БРИКС, которые получают преимущество благодаря своему «демографическому дивиденду». Во многих из них рост населения стимулирует и рост ВВП. Глобальные инвесторы сегодня пытаются понять, какие темпы экономического роста Россия сможет устойчиво поддерживать. По сути, инвесторов волнует ответ на вопрос: если население страны в абсолютном выражении сокращается, то сможет ли она продолжить расти, или в предстоящие годы спрос начнет падать, несмотря на увеличение общего уровня благосостояния людей. В этом смысле Россия на фоне других стран БРИКС находится в невыигрышном положении.
Вторая большая проблема – у инвесторов до сих пор сохраняется ощущение наличия «невидимой руки», влияющей на принятие решений в России. Особенно оно развито у крупных многонациональных компаний, испытавших различные трудности со своими российскими активами. Существует представление, что ряд крупных бизнес-структур имеет значительное преимущество благодаря своей близости к власти, и их интересы всегда будут защищаться, даже в ущерб иностранным инвесторам. Возможно, это не более чем ощущение, но в нашем мире ощущения становятся реальностью – и международный инвест
[Link to related BRICS article]
